29 Октябрь 2009

Пушкин матершинник

posted in Забавное |

Сегодня открыл для себя балладу Пушкина — «Тень Баркова». Примечательна она порномотивами и матами — по молодости поэт так баловался 🙂 (кто из нас в школе/унивее не пробовал сочинять матерные стихи хех). Многословствовать не буду, но просто интересно, что б было, если б в школе дали выучить любой стих Пушкина, и кто-то бы выучил именно этот 🙂

 

ТЕНЬ БАРКОВА

Баллада 
 

ТЕНЬ БОРКОВА

Баллада <
 

 

<1>

<1>

 

Однажды зимним вечерком
            В бордели на Мещанской
      Сошлись с расстриженным попом
            Поэт, корнет уланский,

      Московский модный молодец,
            Подьячий из Сената
   7 Да третьей гильдии купец,
            Да пьяных два солдата.

      Всяк, пуншу осушив бокал,
            Лег с блядью молодою
      И на постели откатал
            Горячею елдою.
 

         Однажды зимнимъ вечеркомъ,
         Въ бардѣлѣ на мещанской
         Сошлись — съ разстриженным<ъ> попомъ,

         Поэтъ, корнетъ уланской,
         Московской модной молодецъ,
         Подьячей — изъ сѣната
      7 И третей гилдїи купецъ

         Да пьяныхъ, два салдата
         Всякъ, пуншу осушивъ бакалъ
         Легъ съ блядью молодой,
         И на послѣдокъ откачалъ —

         Горячею елдою.
 

 

<2>

<2>

 

  13 Кто всех задорнее ебет?
            Чей хуй средь битвы рьяной
      Пизду кудрявую дерет,
            Горя как столб багряный?

      О землемер и пизд и жоп,
            Блядун трудолюбивый,
  19 Хвала тебе, расстрига поп,
            Приапа жрец ретивый.

      В четвертый раз ты плешь впустил
            И снова щель раздвинул,
      В четвертый принял, вколотил
            И хуй повисший вынул!
 

    13 Кто всѣхъ задорнѣе ебетъ
         Чей хуй средь битвы рьяной,
         Пизду курчавую деретъ? —
         Горя какъ столбъ румяной!

         О! Землѣмеръ ты пиздъ ижопъ! —
         Блядунъ трудолюбивой!
    19 Хвала! тебѣ, разстрига попъ!
         Прїапа жрецъ ретивой

         Въ четвертой разъ — ты плѣшъ впустилъ
         И снова щель раздвинулъ —
         Вчетвертой — впятилъ, вколотилъ,

         И хуй повисщій <sic!> вынулъ.
 

 

<3>

<3>

 

  25 Повис! вотще своей рукой
            Ему милашка дрочит
      И плешь сжимает пятерней,

            И волосы клокочет
      Вотще! Под бешеным попом
            Лежит она, тоскует

    25 Повисъ!… во тщѣ своей рукой —

         Елду — Малашка дрочитъ,
         И плѣшъ зжимаетъ пятерней
         И волосы ерошитъ!
         Во тщѣ! подъ бѣшенымъ попомъ,

         Лежитъ она тоскуетъ

 

138—139
 

  31 И ездит по брюху верхом,

            И в ус его целует.
      Вотще! елдак лишился сил;
            Как воин в тяжкой брани,
      Он пал, главу свою склонил

            И плачет в нежной длани.
 

    31 И ѣздитъ по брюху верьхомъ
         И въ усъ его целуетъ;
         Вотщѣ! елдакъ лишился силъ —

         Какъ воинъ — въ тяжкой брани;
         Онъ палъ! — главу свою склонилъ —
         И плачетъ въ нежной длани
 

 

<4>

<4>

 

  37 Как иногда поэт Хвостов,

            Обиженный природой,
      Во тьме полуночных часов
            Корпит над хладной одой;
      Пред ним несчастное дитя —

            И вкривь, и вкось, и прямо
  43 Он слово звучное, кряхтя,
            Ломает в стих упрямо, —
      Так блядь трудилась над попом,

            Но не было успеха,
      Не становился хуй столбом
            Как будто бы для смеха.
 

    37 Такъ иногда поэтъ Хвостовъ —

         Обиженной природой
         Вотще <sic!> полуночныхъ часовъ,
         Корпитъ надъ хладной одой.
         Предъ нимъ нещастное дитя

         И въ кривь — и вкось — и впрямо
    43 Онъ слово звучное крехтя,
         Ломаетъ въ стихъ упрямо. —

         Такъ, блядь трудилась подъ попомъ;
         Но небыло успѣха —
         Не становится хуй дыбомъ,
         Какъ будто бы для смѣха.
 

 

<5>

<5>

 

  49 Зарделись щеки, бледный лоб;

            Стыдом воспламенился;
      Готов с постели прянуть поп,
            Но вдруг остановился.
      Он видит — в ветхом сюртуке,

            С спущенными штанами,
  55 С хуиной толстою в руке,
            С отвисшими мудами
      Явилась тень — идет к нему

            Дрожащими стопами,
      Сияя сквозь ночную тьму
            Огнистыми очами.
 

    49 Зарделись щоки, блѣдной лобъ

         Стыдомъ воспламенился,
         Готовъ съ постѣли спрыгнуть попъ
         Но вдругъ остановился
         Онъ видитъ: «въ вѣтхомъ сертукѣ

         Съ распущенными штанами
    55 Съ хуиной длинною въ рукѣ —
         Съ отвислыми мудями.
         Явилась тѣнь — идетъ къ нему

         Дражащими стопами,
         Блистая сквозь ночьную тьму
         Огнистыми очами
 

 

<6>

<6>

 

  61 «Что сделалось с детиной тут?»
            Вещало привиденье.

      — «Лишился пылкости я муд,
            Елдак в изнеможеньи,

    61 «Что здѣлалось дѣтинѣ тутъ?»

         Вскричало привиденье! —
         Лишился пылкости я мудъ
         Елдакъ въ изнеможенье;

 

140—141
 

      Лихой предатель изменил,
            Не хочет хуй яриться».
  67 «Почто ж, ебена мать, забыл

            Ты мне в беде молиться?».
      — «Но кто ты?» вскрикнул Ебаков,
            Вздрогнув от удивленья.

      «Твой друг, твой гений я — Барков!»
            Сказало привиденье.
 

         Предатѣль хилый изменилъ —

         Не хочетъ ужъ ярится.
    67 «Но что жъ? ебена мать забылъ,
         «Въ бѣдѣ ты мнѣ молится?

         Но кто ты? вскрикнулъ Ебаковъ —
         Вздрогнувъ отъ удивленья!
         «Твой другъ! — твой геній! я Борковъ!
         Сказало привиденье. —»
 

 

<7>

<7>

 

  73 И страхом пораженный поп

            Не мог сказать ни слова,
      Свалился на пол будто сноп
            К портищам он Баркова.
      «Восстань, любезный Ебаков,

            Восстань, повелеваю,
  79 Всю ярость праведных хуев
            Тебе я возвращаю.
      Поди, еби милашку вновь!».

            О чудо! Хуй ядреный
      Встает, краснеет плешь как кровь,
            Торчит как кол вонзенный.
 

    73 И страхомъ пораженный попъ

         Немогъ сказать ни слова, —
         Свалился наполъ — будто снопъ —
         Къ ножищамъ онъ Боркова.
         «Востань! Любезный Ебаковъ!

         «Востань! — повелеваю!
    79 «Всю ярость праведныхъ хуевъ
         Тебѣ я возвращаю. —

         «Поди еби Малашку вновь.»
         О чудо! хуй ядреной,
         Встаетъ кипитъ въ мудищахъ кровь
         И колъ торчитъ взьяренной.
 

 

<8>

<8>

 

  85 «Ты видишь, продолжал Барков,

            Я вмиг тебя избавил,
      Но слушай: изо всех певцов
            Никто меня не славил.
      Никто! так мать же их в пизду,

            Хвалы мне их ненужны,
  91 Лишь от тебя услуги жду —
            Пиши в часы досужны!
      Возьми задорный мой гудок,

            Играй как ни попало!
      Вот звонки струны, вот смычок,
            Ума в тебе не мало.
 

    85 «Ты видишъ продолжалъ Борковъ

        «Я вмигъ тебя избавилъ,
         «Но; слушай я изъ всѣхъ пѣвцовъ —
         «Никто! меня не славилъ!
         «Никто! — такъ мать я ихъ въ пизду! —

         «Хвалы мнѣ ихъ не нужны —
    91 «Лишатъ тебя услугъ я жду
         «Пиши — въ часы досужны. —

         «Возми задорной мой гудокъ
         «Играй, — какъ ни попало,
         «Вотъ звонки струны — вотъ смычокъ,
         «Умаль въ тебѣ не стало.
 

 

<9>

<9>

 

  97 Не пой лишь так, как пел Бобров,

            Ни Шелехова тоном.

    97 «Не пой меня, какъ пѣлъ Бобровъ —
         «Не шаликова слогомъ

 

142—143
 

      Шихматов, Палицын, Хвостов
            Прокляты Аполлоном.

      И что за нужда подражать
            Бессмысленным поэтам?
103 Последуй ты, ебена мать,
            Моим благим советам,

      И будешь из певцов певец,
            Клянусь я в том елдою —
      Ни чорт, ни девка, ни чернец
            Не вздремлют над тобою».
 

         «Шахматовъ, Шаховской, Шишковъ,
         «Проклятый Ѳивскимъ богомъ.
         «Къ чѣму безъ смысла подражать —
         «Безъ смысленнымъ поэтамъ;

  103 «Послѣдуй лишъ ебена мать
         «Благимъ моимъ совѣтамъ:
         «И будешъ изъ пѣвцовъ, пѣвецъ,
         «Клянусь! своей елдою

         «Ни чортъ! нидѣвка! — ни чернецъ!
         «Не здремлетъ предъ тобою!!! —
 

 

<10>

<10>

 

109 «Барков! доволен будешь мной!» —
            Провозгласил детина,

      И вмиг исчез призрак ночной,
            И мягкая перина
      Под милой жопой красоты
            Не раз попом измялась,

115 И блядь во блеске наготы
            Насилу с ним рассталась.
      Но вот яснеет свет дневной,
            И будто плешь Баркова,

      Явилось солнце за горой
            Средь неба голубого.
 

  109 Борковъ! Доволенъ будешъ мной,
         Провозгласилъ дѣтина.

         И въ мигъ изчезъ призракъ ночной;
         И мяхкая перена <sic!>,
         Подмилой жопы красоты
         Неразъ потомъ измялась;

  115 И блядь во блескѣ наготы
         На силу съ нимъ расталась.
         Но вотъ яснѣетъ свѣтъ дневной,
         Какъ будто плѣшъ багрова,

         Явилось солнцѣ за горой —
         Средь неба голубова. —
 

 

<11>

<11>

 

121 И стал поэтом Ебаков;
            Ебет да припевает,
      Гласит везде: «Велик Барков!».

            Попа сам Феб венчает;
      Пером владеет как елдой,
            Певцов он всех славнее;
127 В трактирах, кабаках герой,

            На бирже всех сильнее.
      И стал ходить из края в край
            С гудком, смычком, мудами<,>
      И на Руси воззвал он рай

            Бумагой и пиздами.

  121 И сталъ поэтомъ Ебаковъ
         Поетъ, да припеваетъ
         Вездѣ гласитъ: великъ Борковъ!

         Попа самъ Фебъ венчаетъ
         Перомъ владѣетъ, какъ елдой, —
  126 Пѣвецъ, онъ всѣхъ
 
                                           сильнѣе.

         И сталъ ходить изъ края въ край,
         Съ гудкомъ, смычкомъ, съ мудями,
         И наруси — вкушаетъ рай!
         Бумагой — и пиздами.

 

144—145
 

<12>

<12>

 

133 И там, где вывеской елдак
            На низкой ветхой кровле,
      И там, где только спит монах,
            И в скопищах торговли,

      Везде затейливый пиит
            Поет свои куплеты
139 И всякий божий день твердит
            Баркова он советы.

     И бабы и хуиный пол
            Дрожа ему внимали,
     И даже перед ним подол
            Девчонки подымали.
 

<133> И тамъ — гдѣ вывеска елдакъ
          На ниской вѣтхой кровлѣ,
          И тамъ — гдѣ только спитъ манахъ

          И въ капищѣ, торговлѣ,
          Вездѣ затѣиливой поэтъ
          Поетъ, свои куплѣты;

<139> И всякой день въ умѣ твердитъ,
          Боркова всѣ совѣты.
          И бабы — и хуистой полъ,

          Дрожа ему вещали: —
          И только передъ нимъ подолъ
          Дѣвчонки подымали
 

 

<13>

<13>

 

145 И стал расстрига-богатырь
            Как в масле сыр кататься.

      Однажды в женский монастырь,
            Как начало смеркаться,
      Приходит тайно Ебаков
            И звонкими струнами

151 Воспел победу елдаков
            Над юными пиздами.
      У стариц нежный секелек
            Зардел и зашатался,

      Как вдруг ворота на замок,
            И пленным поп остался.
 

<145> И сталъ разстрига богатырь,
          Какъ въ маслѣ сыръ кататся;

          Однажды въ женской монастырь
          Какъ начало смеркатся,
          Приходитъ таино Ебаковъ
          И звонкими струнами,
<151> Воспѣлъ побѣду елдаковъ,

          Надъ юными пиздами; —
          И старой нежной сикилекъ
          Занылъ и зашатался, —
          И вдругъ, варота на запоръ —
          И плѣннымъ попъ остался.
 

 

<14>

<14>

 

157 Вот в келью девы повели

            Поэта Ебакова.
      Кровать там мягкая в пыли
            Является дубова.
      И поп в постелю нагишом

            Ложится поневоле,
163 И вот игуменья с попом
            В обширном ебли поле.
      Отвисли титьки до пупа,

            А щель идет вдоль брюха,

<157> И дѣвы въ келью повели
          Поэта Ебакова,
          Постель тамъ шаткая въ пыли

          Явилася дубова;
          И попъ въ постелѣ нагишомъ —
          Лажится по неволѣ;
<163> И вотъ Игуменья съ попомъ

          Въ обширномъ еблѣ полѣ; —
          Отвисли титьки до пупа,
          И щель идетъ вдоль брюха —

 

146—147
 

      Тиран для бедного попа
            Проклятая старуха!
 

          Тиранъ, для бѣднаго попа
          Проклятая старуха! —
 

 

<15>

<15>

 

169 Честную матерь откатал
            Пришлец благочестивый,
      И в думе страждущий сказал

            Он с робостью стыдливой:
      — «Какую плату восприму?».
            «А вот, мой сын, какую:
175 Послушай, скоро твоему

            Не будет силы хую!
      Тогда ты будешь каплуном,
            А мы прелюбодея
      Закинем в нужник вечерком

            Как жертву Асмодея».
 

<169> Чесную Матерь откачалъ
          Пришлецъ благочестивой,
          И ведьмѣ страждущей вещалъ

          Онъ съ робостью стыдливои: « <sic!>
          «Какую пищу восприму?»
          А! А! мой свѣтъ какую!
<175> Послушай, скоро твоему

          Небудетъ силы хую.
          Тогда ты будешъ каплуномъ,
          А мы прелюбодѣя —
          Закинемъ вечеркомъ,

          Какъ жертву осмадѣя.
 

 

<16>

<16>

 

181 О ужас! бедный мой певец,
            Что станется с тобою?
      Уж близок дней твоих конец,
            Уж ножик над елдою!

      Напрасно еть усердно мнишь
            Девицу престарелу,
187 Ты блядь усердьем не смягчишь
            Под хуем поседелу.

      Кляни заебины отца
            И матерну прореху.
      Восплачьте, нежные сердца,
            Здесь дело не до смеху!
 

<181> О! ужасъ бѣдной мой пѣвецъ,
          Что станется съ тобою —
          Ужъ блиско днѣй твоих<ъ> конецъ,

          Ужъ ножикъ надъ елдою;
          Напрасно еть усердно мнишъ —
          Девицу престарелу,
<187> Ты блядь усердьемъ не пленишъ,
          Подъ хуемъ поседелу.

          Кляни за ебины отца!
          И матери — прорѣху —
          Восплачтѣ — нежные сердца!

          Здѣсь дѣло не до смѣху.
 

 

<17>

<17>

 

193 Проходит день, за ним другой,
            Неделя протекает,
      А поп в обители святой
            Под стражей пребывает.

      О вид, угодный небесам!
            Игуменью честную
199 Ебет по целым он часам
            В пизду ее кривую,

<193> Проходитъ, день-другой,
          Неделя протекаетъ,
          А попъ въ обители святой
          Подъ стражей обитаетъ. —

          О! видъ угодный небесамъ
          Игуменью чесную,
<199> Ебетъ поцелымъ онъ часамъ
          Въ пизду ея сѣдую.

 

148—149
 

      Ебет… но пламенный елдак
            Слабеет боле, боле,

      Он вянет как весенний злак,
              Скошенный в чистом поле.
 

          Ебетъ — но пламенной елдакъ —
          Слабѣетъ — болѣ — болѣ —

          Онъ вянетъ, какъ весенніи зной
          Скошенный въ чистомъ полѣ.
 

 

<18>

<18>

 

205 Увы, настал ужасный день.
            Уж утро пробудилось,
      И солнце в сумрачную тень

            Лучами водрузилось,
      Но хуй детинин не встает.
            Несчастный устрашился,
211 Вотще муде свои трясет,

            Напрасно лишь трудился:
      Надулся хуй, растет, растет,
            Вздымается лениво…
      Он снова пал и не встает,

            Смутился горделиво.
 

<205> Уже на сталъ желанный день,
          Ужъ утро пробудилось —
          И сонцѣ въ сумрачную тѣнь

          Лучами водворилось;
          Но хуй дѣтины не встаетъ, —
          Нещастной! — устрашился,
<211> Вотщѣ мудѣ себѣ трясетъ

          На прасно лишъ трудился;
          Надулся хуй растетъ, — растетъ —
          Подымется лениво —
          И снова палъ — и не встаетъ,

          Смутяся горделиво.
 

 

<19>

<19>

 

217 Ах, вот скрипя шатнулась дверь.
           Игуменья подходит,
     Гласит: «Еще пизду измерь»
           И взорами поводит,
     И в руки хуй… но он лежит,

           Лежит и не ярится,
223 Она щекочет, но он спит,
           Дыбом не становится…
     «Добро», игуменья рекла
           И вмиг из глаз сокрылась.

     Душа в детине замерла,
           И кровь остановилась.
 

<217> Но вотъ, — скрипя отвѣрзлась двѣрь,
          Игуменья подходитъ —

          Гласитъ: еще пизду измерь, —
          И взорами поводитъ;
          И въ руку хуй но онъ лежитъ
          Трясетъ — не ярится

<223> Щекотитъ нежно — тщетно, спитъ,
          Дыбомъ не становится.
          Добро! игуменья рекла,
          И вмигъ отъ глазъ изчезла,

          Душа дѣтины замерла,
          И кровь остановилась.
 

 

<20>

<20>

 

229 Расстригу мучила печаль,
            И сердце сильно билось,
      Но время быстро мчалось вдаль,
            И темно становилось.

      Уж ночь с ебливою луной
            На небо наступала,

<229> Разстригу мучила пѣчаль,
          И сердцѣ сильно билось —

          Но время мчалось быстро вдаль,
          И темно становилось.
          Ужъ ночь съ ебливою луной,
          На небо на ступ<а>ла

 

150—151
 

235 Уж блядь в постели пуховой
            С монахом засыпала,

      Купец уж лавку запирал,
            Поэты лишь не спали
      И, водкою налив бокал,
            Баллады сочиняли.
 

<235> Ужъ блядь въ постелѣ пуховой
          Съ манахомъ засыпала;
          Купецъ, ужъ лавку запиралъ,
          Поэты лишь не спали —

          И водкою наливъ бакалъ
          Баллады сочиняли
 

 

<21>

<21>

 

241 И в келье тишина была.
            Вдруг стены пошатнулись,
      Упали святцы со стола,

            Листы перевернулись,
      И ветер хладный пробежал
            Во тьме угрюмой ночи.
247 Баркова призрак вдруг предстал

            Священнику пред очи:
      В зеленом ветхом сюртуке,
            С спущенными штанами,
      С хуиной толстою в руке,

            С отвисшими мудами.
 

<241> И въ кельѣ тишина была;
          Вдругъ, — стѣны пошатнулись,

          Упали святцы состола
          Листы перевернулись.
          И вѣтеръ хладной пробѣжалъ —
          Въ теми угрюмой ночи;

<247> Боркова призракъ вдругъ предсталъ —
          Священнику предъ очи:
          (Взеленомъ вѣтхомъ сертукѣ
          Съ распущенными штанами

          Съ хуиной длинною въ рукѣ
          Съ отвислыми мудями.)
 

 

<22>

<22>

 

253 — «Скажи, что дьявол повелел».
            — «Надейся, не страшися».
      — «Увы, что мне дано в удел?

            Что делать мне?» — «Дрочися!»
      И грешный стал муде трясти.
            Тряс, тряс, и вдруг проворно

259 Стал хуй всё вверх и вверх расти,
            Торчит елдак задорно.
      И жарко плешь огнем горит,
            Муде клубятся сжаты,

      В могучих жилах кровь кипит,
            И пышет керч мохнатый.
 

<253> «Скажи; что дьяволъ повелелъ,
          Надѣися не страшися —»

          Увы! что мнѣ дано въ удѣлъ
          Что дѣлать мнѣ! «Дрочися.
          И грешникъ сталъ мудѣ трясти,

          Трясъ, трясъ — и вдругъ проворно
<259> Сталъ хуй все вверхъ, да вверхъ расти,
          И колъ торчитъ задорно,
          Багрова плѣшъ огнемъ гаритъ

          Мудѣ клубятся съ жаромъ
          Въ могущихъ жилахъ кровь кипитъ.
          И колъ восталъ мохнатой!
 

 

<23>

<23>

 

265 Вдруг начал щелкать ключ в замке,
            Дверь громко отворилась,

      И с острым ножиком в руке
            Игуменья явилась.

<265> Вдругъ сталъ щолкать ключь, въ замкѣ —
          Состукомъ двѣрь открылась

          И съ острымъ ножикомъ въ рукѣ
          Игуменья явилась.

 

152—153
 

      Являют гнев черты лица,
            Пылает взор собачий.
271 Но вдруг на грозного певца
            И хуй попа стоячий

      Она взглянула, пала в прах,
            Со страху обосралась,
      Трепещет бедная в слезах
            И с духом тут рассталась.
 

          Являетъ гнѣвъ черты лица
          Пылаетъ взоръ собачей,
<271> Но ебли грознаго пѣвца
          И хуй нашла стоячій.

          Она узрѣла — пала въ прахъ!
          Со страху — обосралась…..
          Трепещетъ бѣдная въ слѣзахъ

          И съ духомъ тутъ расталась.
 

 

<24>

<24>

 

277 — «Ты днесь свободен, Ебаков!
            Сказала тень расстриге.
      Мой друг, успел найти Барков
            Развязку сей интриге.

      Поди! (отверзта дверь была),
            Тебе не помешают,
283 Но знай, что добрые дела
            Святые награждают.

      Усердно ты воспел меня,
            И вот за то награда!»
      Сказал, исчез — и здесь, друзья,
            Кончается баллада.

<277> «Ты днѣсь свободенъ Ебаковъ, —
          Сказала тѣнь разстригѣ:
          «Мой другъ! успѣлъ наити Борковъ

          «Развяску сей интригѣ;
          «Бѣги! открыта двѣрь была —
          «Тебѣ не помешаютъ; —

<277> «Но знай какъ добрые дѣла, —
          «Святые награждаютъ.
          «Усердно ты воспѣлъ меня,
          «И вотъ тебѣ награда»
          Сказалъ: — изчезъ! — и здѣсь друзья! —
          Окончилась баллада! —

У нас 3 комментария на запись “Пушкин матершинник”

Почему бы Вам не высказать своем мнение! Позвольте нам узнать, что Вы думаете...

  1. 1 On 29.10.2009, yAnTar said:

    Мда, що писали класики.

  2. 2 On 19.11.2009, kalista4 said:

    М-да…не знал, что такие произведение есть в его репертуаре)

  3. 3 On 16.03.2010, Елдак said:

    Вот за это я его люблю….
    ээээхх..повеса ещё тот 8))))))))))))))))))))

Оставить комментарий